Первые упоминания о празднике Мимуна, который представители восточных общин отмечают сразу после окончания Песаха, относятся к XVIII веку. Происхождение праздника неясно: согласно благочестивым версиям, он был установлен в память Рамбама или его отца Маймона (известия о смерти которых якобы дошли до Марокко и других восточных общин как раз на исходе Песаха). Ученые предлагают куда менее кошерное объяснение: праздничная трапеза — не что иное, как жертвоприношение царю бесов пустыни Мамуну (по другой версии — его жене).
Еще одно объяснение: во время Исхода из Египта не было у евреев времени проверить и пересчитать золотые и серебряные вещи и одежды, которые они взяли у египтян. И только после праздника появилось у них время этим заняться. Поэтому традиционное поздравление с праздником звучит: «Будь успешен во всех твоих делах и получай прибыль от всего, что имеешь в своих руках».
В своем исследовании д-р Рахель Шараби, старший преподаватель кафедры социологии Академического колледжа в Ашкелоне и в межфакультетском центре общественных наук университета Бар-Илан, анализирует упомянутые выше и другие версии происхождения праздника. Однако свою книгу она начинает пятидесятыми годами XX века, когда восточные евреи массово переселялись в Израиль. По словам Шараби, подтвержденными многочисленными свидетельствами, страна встретила их не слишком приветливо. Сефардов считали дикарями, поэтому селили в основном на периферии, а их культуру подавляли, стремясь как можно быстрее превратить их в «настоящих израильтян».
Удалось это лишь отчасти. В отличие от эмигрантов из России, сефарды довольно быстро отказались от своих диалектов и перешли на иврит (скорее всего, за отсутствием письменной культуры). Тем не менее, они сохранили свою восточную идентичность и некоторые культурные привычки. В середине 1960-х годов среди сефардов началась политическая реакция против засилья ашкеназской элиты, не закончившаяся и по сей день, но уже сильно изменившая характер израильского общества.
Как пишет Рахель Шараби, Мимуна стала частью этой реакции. В первые годы существования Израиля Мимуну отмечали исключительно в семейном кругу, не привлекая общественного внимания. А в 1966 году ее впервые отметили в общенациональном масштабе – тысячи восточных евреев (в основном выходцев из Марокко) собрались в иерусалимском парке Санхедрия на массовый пикник с традиционным праздничным угощением. С тех пор эти празднования стали ежегодными сначала в Иерусалиме, а затем и по всей стране.
Большая часть книги посвящена именно общенациональному аспекту празднования Мимуны. Д-р Шараби пишет, что изначально эти празднования задумывались как символ общинного единства и идентичности. Однако, поскольку сефарды, как и все израильское общество, были далеко не едины, через несколько лет начались расколы и скандалы. Как часто бывает, первыми откололись ортодоксы. Поскольку организаторы праздников были по большей части людьми светскими, группа раввинов заявила, что формы, которые приобрели праздничные мероприятия – с танцами живота, оркестрами, совместным пением мужчин и женщин и т.п., – совершенно не соответствуют традиционному образу Мимуны и духу Торы в целом. Правда, о том, что делать дальше, раввины не договорились: одни предложили организовать альтернативную, кошерную Мимуну, другие решили не мудрствовать лукаво и просто наложили анафему на праздник.
Раввины-ультраортодоксы и студенты ешив также выразили свое недовольство по поводу многолюдных празднеств, отличающихся, по их мнению, атмосферой аморальности и нескромности. Одни в связи с этим организовывали акции протеста. Другие развернули разъяснительно-агитационную компанию среди выходцев из северо-африканских общин с целью убедить их не принимать участие в мероприятиях, выходящих за рамки семейных.