Дата смерти

В ночь на 12 августа 1952 года, сталинские палачи после жестоких пыток и издевательств расстреляли в подвалах Лубянки 13 приговоренных по делу Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). В их числе был цвет советской еврейской литературы на идише: поэты Перец Маркиш, Лев Квитко, Давид Гофштейн, Ицик Фефер, писатель Давид Бергельсон. Первые имена, живые до того момента классики. Ни одна национальная литература мира не переживала такой тотальной расправы.

Расстрел 12 августа ставил кровавую точку в существовании еврейской культуры, еврейской идентичности в Советском Союзе. Уже были разгромлены еврейские издания и издательства, закрыты театры, научные учреждения, общественные организации, брошены в тюрьмы и лагеря, частью расстреляны и замучены писатели и журналисты, творившие на идише, ученые, занимавшиеся им. И теперь Сталин стирал с лица земли символы – имена, олицетворявшие еврейскую общность в СССР.

Планы «отца народов» были обширнее: он собирался извести весь этот народ в своей империи. Евреев ожидала та же участь, которой Сталин подверг другие репрессированные народы, - чеченцев, калмыков, крымских татар, только в более широком масштабе и более жестокой форме. Дело «врачей-убийц», которое должно было подготовить идеологическую базу для публичных казней и депортации евреев в Сибирь, началось лишь через несколько месяцев. Но прежде чем приступить к исполнению своего глобального замысла, советский диктатор хотел уничтожить у этого народа душу.

С религией уже было покончено (так он, по крайней мере, думал), и единственным сосредоточением национального духа оставалась еврейская культура, основой которой является литература.


Земля обетованная - СССР

Хотя идиш существует больше тысячи лет, книги на нем издаются со времен Средневековья, и он был самым распространенным еврейским языком за всю нашу историю, профессиональная литература на идише начала формироваться только на рубеже XIX-XX веков. «Золотой век» ее продлился всего около четверти века. И практически весь он пришелся на советский период.

Несмотря на идеологический гнет, цензурные фильтры, советская еврейская литература была (и теперь уже, к сожалению, останется) самой мощной ветвью всемирной литературы на идише.

Тому имелся целый ряд причин – и объективных, и субъективных, если к субъективным относить особенности режима.

В Советском Союзе был самый большой читательский ареал. Численность евреев там примерно соответствовала количеству еврейского населения в Польше и США. Вплоть до войны подавляющее большинство советских евреев считало идиш родным языком, а многие только на нем разговаривали дома. Но кроме того, на привилегированное положение идиша и литературы на нем влияли чисто советские факторы.

Прежде всего (в немалой степени – благодаря позиции Евсекции, еврейской секции коммунистической партии) из-за полного запрета, вплоть до уголовного преследования, иврита идиш получил монопольное положение в качестве единственного разрешенного еврейского языка в СССР. Преследование религии, в частности, иудаизма, массовая миграция еврейской молодежи из местечек привели к тому, что поколение рожденных или выросших после революции евреев в большинстве своем отошли от религии, а значит и от лошн-койдеш. Между тем традиционная еврейская тяга к знаниям, образованию вместе с небывало широким доступом к получению образования для еврейской молодежи сохранили в них уважение к книге, потребность в чтении. Идиш был для них родным языком, читать они стремились на нем. Все это увеличивало потенциальную читательскую аудиторию на идише в СССР по сравнению со всеми странами со значительным еврейским населением. То есть читателей здесь было больше, чем где-либо.

Но еще более благоприятные факторы имелись в Советском Союзе для появления и особенно – существования писательского корпуса. То есть того, что формирует литературный процесс: собственно писателей, критиков, издательства и издателей, литературные журналы, редакции и редакторов. Советская диктатура воспринимала их бойцами идеологического фронта, чиновниками от литературы. Отбор туда был строгий. Контроль – тщательный. Но зато и обеспечение – полное, по мерками советской номенклатуры. Нигде в мире таких условий у писателей не существовало. И тем более – у пишущих на идише. Для еврейских литераторов это было лучшее место в мире.

Не случайно многие писатели высшего эшелона еврейской литературы, в том числе почти все, расстрелянные 12 августа, вернулись в СССР из заграницы, где если и не бедствовали (хотя и бедствовали), то не имели и сотой доли той популярности и читательской любви, возможности писать, печататься, строить планы и просто очень прилично жить, какая была у них в эмиграции.

Нигде не было такого количества благодарных и взыскательных читателей, издательств, журналов, литературных обществ и клубов, театров, студий, как в СССР.

Вот все это вместе и превратило советскую еврейскую литературу в самую богатую и сильную литературу на идише в мире и в истории.

Вот ее и ликвидировали в течение нескольких недель – по высочайшему распоряжению. А ее носителей – по списку и выбору – уничтожили в течение считанных лет физически: кого буквально, кого – до состояния лагерной пыли. Апофеозом стало 12 августа 1952 года.

С тех пор и надолго существование этой литературы стало постыдной тайной, а принадлежность к ней – опасным клеймом. Этой литературы не только нет, но и не будет. Не только не будет, но не может быть. Прежде всего – потому что нет и не будет той читательской аудитории, которая в ней нуждалась и которая ее питала. Но мы должны знать хотя бы, что она была, и какой она была. Вот о чем сейчас речь.

И здесь начинается другой сюжет.


Долг выжившего

Мой отец – в то время молодой еврейский поэт Хаим Бейдер – уцелел случайно.

Он считался юным дарованием. В студенческие годы (папа с мамой учились в Одесском пединституте) ему благоволил сам Перец Маркиш, проталкивал его стихи в журналы и альманахи. Первый стихотворный сборник он подготовил в 21-летнем возрасте. Это был 1941 год, лето. И стало не до него.

В 1947-м во время съезда писателей Украины папе устроили творческий вечер, он получил рекомендацию на стихотворный сборник. Когда пришла верстка, папа, естественно, был счастлив. И тут все началось. Набор рассыпали, издательство закрыли...

Это его и спасло. Вышла бы книга – его приняли бы в Союз писателей. И он автоматически оказался бы в списке на арест. Бюрократические стандарты работали четко: вышла книга – можешь вступать в Союз, вступил в Союз – значит, писатель, еврейский писатель – значит националист, значит – ордер на арест. Никто из папиных коллег, старших товарищей, этой участи не избежал.

А к неофициальному по статусу писателю только приценивались. Когда к маме пришел «страховой агент» и стал расспрашивать о папе, родители все поняли. Всю ночь мама жгла в печке папины стихи – опубликованные и в рукописях.

Так он не сел. Так родился я. О том, что мой отец – еврейский поэт, я узнал, когда мне было десять лет. Только тогда стало можно. Папа вернулся в еврейскую литературу уже сорокалетним, а после пятидесяти получил редкую для еврейского литератора возможность вытаскивать из небытия, из забвения собратьев по цеху – живых и еще более – павших; их и было больше.

Он стал заместителем главного редактора единственного в Советском Союзе литературного журнала на идиш «Советиш Геймланд». Зарылся в архивы и рукописные отделы крупнейших библиотек. Он не мог, понятно, возродить эту почти исчезнувшую культуру, эту расстрелянную литературу, которую считал уникальной и великой. Но мог восстановить память о ней, вернуть нам, уже мало с ней знакомым, хотя бы осознание ее масштабов и силы. Тоже своего рода воскрешение – как сейчас сказали бы, виртуальное.

Со временем папа стал, может быть, самым большим знатоком идишистской культуры. В конце жизни он понял, что остался чуть ли не единственным, кто может это сделать. И решил, что обязан это сделать. Больше некому.

Здесь кончается личная история и начинается, неловко употреблять это слово, общенародная.

Еще в конце 70-х папа завел в журнале рубрику «Материалы к лексикону еврейской литературы», где стал рассказывать о еврейских литераторах, деятелях искусства и науки. Почему «лексикон»? Не «словарь», не «энциклопедия», не «очерки»?

В мире идиша существует единственное фундаментальное издание, значение и авторитет которого сродни «Британской энциклопедии» на Западе, «Энциклопедии Брокгауза и Ефрона» в России, Google в Интернете.

Это 8-томное издание «Лексикон новой еврейской литературы», подготовленный самым престижным научно-исследовательским институтом гуманитарных наук на идише ИВО и выпущенный под эгидой Всемирного конгресса еврейской культуры в 1956-1981 годах в Нью-Йорке. Там собраны биографии всех известных составителям «Лексикона» еврейских литераторов, писавших на идише.

Он очень любил это издание. Но были у него и претензии к «Лексикону». Они касались статей о еврейских писателях Советского Союза. Не хватало многих важных имен, многие сведения о тех, кто вошел в «Лексикон», были неточны.

Папа загорелся идеей издать 9-й том «Лексикона» — полностью посвященный литераторам, писавшим на идише в Советском Союзе. Это была практически неосуществимая мечта, когда СССР существовал, и еще более нереальной, когда окрылись границы, распался СССР, но и прекратил свое существование журнал «Советиш Геймланд», а книги на идише вообще перестали выходить.

Папа пытался заразить своей идей израильтян. Над ним смеялись: московский мечтатель. Он и сам это понял, когда оказался в Нью-Йорке, стал консультатом ИВО.

Тогда он решил, что сделает «Лексикон» сам. Ну и что, что над предыдущими восемью томами работал целый институт, а он один и ему под восемьдесят? Раз больше никого – значит он сам. Ведь и в атаку ходили в одиночку. Эта книга вышла уже после его смерти – в 2012 году, на идише, под эгидой ИВО.

Он свое дело сделал. Остается нам сделать свое - и хотя бы узнать, что у нас было, чтобы понять, что мы есть.