Жизнь Валентины похожа на волшебную сказку. Она родилась 18 июня 1936 года в глухой сибирской деревне, настолько глухой, что до ближайшей железнодорожной станции - тридцать девять километров. В округе не было ни одной школы, а Валентина хотела учиться. Дома были кое-какие книги, поскольку мама ее была из ссыльных поляков, а не из местных крестьян, которые вряд ли представляли себе, что такое книжный магазин или библиотека, признаки цивилизации начинались за сотни километров от их деревушки Старый Урюп, в которой сейчас проживает 488 человек. И вот однажды Валентина собрала котомку и отправилась на станцию, села на подножку поезда, поскольку денег купить билет не было, жили в нищете, и доехала до ближайшего города. Там и поступила учиться в школу. А после школы отправилась совсем далеко, поступила в Тульский университет. Окончив его, добралась и до столицы, ее взяли в аспирантуру МГУ.

В Москве Валентина вышла замуж за молодого человека, чью фамилию и носила потом всю жизнь (ее девичья фамилия — Борисова), но брак оказался крайне неудачным. Отец Полухина был каким-то начальником и считал брак сына мезальянсом: какая-то простушка, деревенская, не то что их семья — партийных бонз, пусть и среднего пошиба. Да, на словах это называлось государством рабочих и крестьян, и в анкетах в графе «Происхождение» похвально было писать «Из рабочих», «Из крестьян», но на деле это было государство бюрократов, считавших себя элитой и презиравших всех остальных.

Тогда, за время этого мучительного брака («гордость — это моя польская кровь», — говорила Валентина), у Полухиной и случилась первая операция на сердце. Она развелась и пошла преподавать в Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Не просто так — с определенной целью. Она уже задумала совершить побег из СССР, и единственной возможностью это осуществить считала брак с иностранцем из «дружественной» страны — тогда ее выпустили бы за границу. Дружественными были африканские и арабские страны, и студенты оттуда как раз и учились в «Лумумбе», как УДН называли в просторечии. По рассказам Валентины, она прямо в аудитории спросила студентов "Кто из вас хотел бы на мне жениться?" Один откликнулся, она фиктивно вышла за него замуж и в 1973 году уехала в Африку. Но целью ее была не Африка, а Европа. Она заранее сговорилась с одним знакомым своей коллеги, преподававшим в Килском университете, и он пригласил ее туда преподавать. Из Африки попасть в Великобританию было несложно, так и началась ее долгая британская жизнь.

Через несколько лет Валентина начала заниматься исследованием творчества Иосифа Бродского, выпустила двадцать книг о нем, и литературоведческих, и двухтомник воспоминаний современников, Бродский был ее главным героем. Но она внимательно следила и за всей современной русской поэзией, пропагандировала ее в Англии, писала статьи, издавала антологии, приглашала поэтов с выступлениями, добывала на это деньги, создав Фонд русских поэтов, попечителями которого были и поэт, нобелевский лауреат Шеймас Хини, и принц Майкл. Как-то, когда она пригласила меня и еще трех поэтесс в турне по Великобритании после выхода антологии современной женской поэзии, принц Майкл принимал нас в своем дворце. Я была поражена этим домом, обветшавшим, с потертыми обоями (на ремонт у принца денег не было, да и ему это было неважно), и самим принцем, скромным и застенчивым.

Во время этого турне организаторы, муж и жена, пригласили нас на уикенд на свою, как мы сказали бы, дачу в Уэльс. Говорили, что мы такого никогда не видели и будем впечатлены. Домик располагался среди мхов и болот, нам всем выдали кирзовые сапоги, дом топился дровами, еда готовилась на печи — не знаю, что думали о нас эти британцы, но мы тогда (это был 2002 год) стремились к цивилизации, а не прочь от нее. Там Валентина попросила меня написать ей стихотворение, и я написала.

АНГЛИЯ И УЭЛЬС

Валентине Полухиной



Белые воротнички коричневых кирпичей —
Викторианская Англия все эпохи в своё одела,
только шляпки выдадут, кто тут чей.

Как без волос не уродится тело,
дом английский неукрасим без сада,
или кустов по бортику, или горшка хотя б.
А в Уэльсе агнцев не собирают в стадо:
здесь болота со склонами рыжих трав.

Эльф летает с зонтиком вместо крыльев,
очень сыро в Уэльсе,
гоблинам не покрыться пылью,
подо мхом зеленым они сочиняют песни
про отважных хоббитов:
сплин нордический просит подвигов,
не фамильной саги,
хотя силы зла не движутся, как коряги.

Здесь пейзаж мистический, водопад со стоном,
В Лондон, в Лондон едемте из лощины сонной,
Там всё словом сверено, там не просто эльф,
Там всё royal, вороны, привидений шлейф.

London – Pont Rufeinig, North Wales
2 ноября 2002



Валентина заботилась о поэтах, как о своих детях (детей у нее не было), с теми, кого не признавала, была строга, а тех, кого включила в свой круг любви, одаривала всем, чем могла и что имела. Она написала предисловие к моей книге стихов «Хроники», перевела этот текст на английский и опубликовала его, у меня хранятся ее юбочки и пиджачки — хоть я их и не ношу, но вот остались эти следы, к которым можно прикоснуться будто к самой Валентине. Она была модницей и хотела разделить это увлечение со своими «детьми»-поэтессами. Я застала в ее доме важного кота Исси (названного так по имени ее любимого модельера Иссей Мияке) — она горевала, когда он умер, и с тех пор горевать ей приходилось всё чаще. У ее мужа Дэниэла, который переводил любимых поэтов Валентины на английский, обнаружился альцгеймер, она попадала в больницы с очередной операцией на сердце, ей становилось всё труднее справляться с новыми бедами. Ведь как было: ее день рожденья они с Дэниэлом праздновали, сняв на сутки номер в отеле "Ритц", утром шампанское в постель — она любила красивые праздники, а потом всего этого не стало, надо было уже не праздновать, а выкарабкиваться, будто те уэльские болота обступали все ближе.

Последний раз мы виделись в декабре 2019 года. Я приехала по приглашению Ларисы Итиной, у которой была целая культурная институция, "Арка" (и ее больше нет), жила у Ларисы, но Валентина настояла, чтобы половину времени я побыла у нее. Как знала, что в последний раз. Ехать к ней в Голдерс Грин, с юга на север, через весь город с чемоданом, далеко, но Валентина была непреклонна. И оказалась права – мы смогли напоследок побыть вместе, потом только перезванивались и переписывались, она слабела, в последний день ее жизни мне удалось с ней поговорить. Сидевшая с ней в больнице знакомая поднесла к ее уху свой мобильный телефон — уже ведь все равно было, телефон, нетелефон — и я сказала ей, как я ее люблю и ей благодарна. Она отвечала, но разобрать ее речь было уже невозможно, и я поняла, что это всё. Рано утром пришло известие, что Валентина «больше не страдает». Не знаю, где ее похоронят, возможно, на том кладбище, куда она меня возила несколько лет назад показать могилы Анны Павловой и Зигмунда Фрейда, да и просто ей почему-то хотелось мне показать это красивое, всё в цветах кладбище. Она уже тогда думала об этом вечном покое, который теперь настал.